<...>Эмили неотрывно смотрела на Тая, чувствуя тепло его ладоней и тепло, которое обволакивало сердце с каждым его словом. У неё словно крылья выросли, поднимая блондиночку на вершину этого долгожданного счастья, пик которого пришелся на его «согласен». Может поэтому, когда пришла её очередь она сначала замешкалась, вызывая перешептывания среди гостей.<...>

<...>Ты тот человек, ради которого мне хочется жить, становится лучше, стремится к чему-то большему. И если на то пошло, то я клянусь всегда быть честной с тобой, а даже если не всегда, то большую часть нашей с тобой жизни. Клянусь, помогать тебе во всех твоих начинаниях, поддерживая и направляя. Клянусь, что научусь готовить и буду встречать тебя с работы разными вкусностями. И в конце концов никогда не пожалею о том, в чем сейчас клянусь, потому, что ты моя жизнь, и если тебя не будет рядом, то не будет и меня <...>

<...> - Терпеть тебя не могу. Ты вечно играешь не честно, - глухо буркнула девушка, дергая плечом, но лишь крепче прижимается к нему утыкаясь носом в холодную ткань рубашки, которая была куда теплее покрасневшего от слез и ветра шнобеля. Сейчас, как никогда, было наплевать на все, что творилось вокруг и на смех и на радостные крики и на любопытных зевак, которые тыкали в них пальцами и перешептывались. <...>

<...>Он не мог дождаться, когда девушки  займут свои места напротив шаферов и придет время невесты. Тайлеру пришлось изрядно понервничать, пока этот миг настал. Он вглядывался в силуэт Эмили, идущей ему на встречу, и улыбался как последний идиот, счастливый идиот.<...>

<...>Тайлер незамедлительно касается губ Эмили в желанном поцелуе под праздничный свист и шум аплодисментов. Ему еще предстоит осознать, что в этот самый момент их жизнь изменилась в корне и теперь больше не будет просто Эмили и Тайлера, теперь будет семья, а это гораздо больше, чем просто слово, - Люблю тебя, - он прошептал это сразу после того, как оторвался от её губ. Сжимая ладонь своей жены в руке, Тайлер сделал первый шаг навстречу будущему, шагая по дорожке, по которой еще совсем недавно шла, Эмили Локвуд, но теперь по ней пройдет совсем другая девушка.<...>

<...>─ Он не твой. Он наш. ─ хриплый голос Ферейры прорывается сквозь детский крик разливающийся по всему парку. Он с трудом мог поверить в то, что скоро станет отцом. Эта новость была слишком ошеломляющей. Тайлер даже не понимал, что сейчас происходит и что делать дальше. Он осознавал лишь одно. Его жена носит под сердцем его ребенка. Их ребенка. Остальное было не важно. Он притянул блондинку к себе. Она сопротивлялась и пыталась вырваться, но Тайлер приобнял её чуть крепче, пока она окончательно не успокоилась, что-то сопя ему в плечо. ─ Успокойся. Все будет хорошо. У нас троих все будет хорошо…<...>

А Леру Масскву может тогда Билли и Луке дадим? У них-то любоооооооооовь!

А может им лучше Зверей "Неважно"? Я вот ее слушала как раз с утра и подумала о них)))

И каким шрифтом ты писала название песни? Я его подобрать не смогла(((

Внимательный взгляд карих глаз всматривается в изрядно помятое личико красавицы. Стомари словно пытался поймать себя на каких-то отрицательных эмоциях, что бы все высказать, выплеснуть наружу, но с каждой секундой все четче понимал, что ничего этого нет. Ни злости, ни разочарования, ни обиды. Лишь просто осознание ситуации, принятие её как факта. Факта, который уже в прошлом и который не стоит того, что бы совершать еще одну бессмысленную попытку начать жизнь без этой сумасшедшей итальянки.
- Почему я тебя так люблю, алкашка? – Хайден тяжело вздыхает и прикрывает глаза, касаясь носом её холодной щеки.

Когда она поняла, что влюбилась, она и представить себе не могла, что эти отношения сделают её настолько слабой. Что в попытках вернуть свою прошлую жизнь она будет искать утешение в алкоголе чего раньше никогда не делала. Мир вдруг стал таким сложным, а проблемы не разрешимыми, что она предпочла опустить руки, пустив себя по течению жизни. Было неправильно пытаться жить своим прошлым, когда рядом был он, реальный, самый настоящий и любимый. С ним она должна была смотреть в будущее, а не топтаться на месте, что она делала уже долгий период времени. Больше года они ссорились и мирились, спорили и в редких случаях соглашались друг с другом. Они просто жили, но иногда приходилось сворачивать с главной дороги, ища путь где-то не здесь, но вовремя спохватившись каждый из них возвращался туда, где его любят и ждут, чтобы вновь почувствовать любимое тепло рядышком и понять, что для счастья нужно ничтожно мало, совсем чуть-чуть.

Он до сих пор помнит, как сердце болезненно сжалось, от осознания содеянного, а легкие разрывались от каждого вдоха. Он помнит, как эти по обычаю теплые нежные серые глаза вмиг покрылись льдом, а страх, этот страх проскальзывал в каждом её жесте, в каждом движении. Она снова боялась, боялась его как тогда, в комнате гостиницы. Второй раз за время их знакомства англичанин испытывает это не передаваемое чувство вины, эту боль, которой, пока не было равной(и хочется верить, что не будет). Второй раз за все это время он ненавидел себя на столько, что хотелось просто выстрелить себе в голову, лишь бы не доставлять этому созданию боль. Никогда, никогда он себе этого не простит.

Придвинув стул чуть ближе, она касается пальцами его лица, разворачивая его к себе. Пытается заглянуть в родные глаза, но не для того, чтобы найти ответы, совсем нет. Она просто безумно соскучилась, даже по тем моментам, когда они, молча, смотрели друг на друга, забывая о словах, что в такие моменты казались совершенно лишними.

И именно тогда, осознаешь, что ты и она, вы не просто пара у которой есть отличный секс, популярность… Ты понимаешь, что это та девушка, которая тебе нужна: здесь, сейчас, завтра, потом, всегда! Ты это понимаешь, но, как идиот отрицаешь этого, прикрываясь простым  чувством собственичества.
И теперь, когда настал момент, когда можно этого не отрицать, не врать самому себе о своих чувствах, Хайден почувствовал невероятное облегчение. Хотелось кричать на весь мир, что он её любит, любит, черт возьми! Только её.

Но, не смотря на все свои порой глупые поступки она любила его. Любила так сильно, что сложно представить, как она жила без него до этого. Впервые в жизни она чувствовала как сердце начинается биться быстрее, когда он просто стоит рядом, как ладони потеют стоит ему коснуться её пальцев. Как она невольно смущается, когда он делает ей комплимент. Она чувствовала себя немного глупой, но когда так сильно любишь, от этого чувства никуда не деться. Конечно Милана думала о будущем, и в этом будущем рядом с собой она видела только его. Не было никакой альтернативы или запасных вариантов, был только он.

Эмили неотрывно смотрела на Тая, чувствуя тепло его ладоней и тепло, которое обволакивало сердце с каждым его словом. У неё словно крылья выросли, поднимая блондиночку на вершину этого долгожданного счастья, пик которого пришелся на его «согласен». Может поэтому, когда пришла её очередь она сначала замешкалась, вызывая перешептывания среди гостей.

Он не мог дождаться, когда девушки  займут свои места напротив шаферов и придет время невесты. Тайлеру пришлось изрядно понервничать, пока этот миг настал. Он вглядывался в силуэт Эмили, идущей ему на встречу, и улыбался как последний идиот, счастливый идиот.

Ты тот человек, ради которого мне хочется жить, становится лучше, стремится к чему-то большему. И если на то пошло, то я клянусь всегда быть честной с тобой, а даже если не всегда, то большую часть нашей с тобой жизни. Клянусь, помогать тебе во всех твоих начинаниях, поддерживая и направляя. Клянусь, что научусь готовить и буду встречать тебя с работы разными вкусностями. И в конце концов никогда не пожалею о том, в чем сейчас клянусь, потому, что ты моя жизнь, и если тебя не будет рядом, то не будет и меня.

Тайлер незамедлительно касается губ Эмили в желанном поцелуе под праздничный свист и шум аплодисментов. Ему еще предстоит осознать, что в этот самый момент их жизнь изменилась в корне и теперь больше не будет просто Эмили и Тайлера, теперь будет семья, а это гораздо больше, чем просто слово, - Люблю тебя, - он прошептал это сразу после того, как оторвался от её губ. Сжимая ладонь своей жены в руке, Тайлер сделал первый шаг навстречу будущему, шагая по дорожке, по которой еще совсем недавно шла, Эмили Локвуд, но теперь по ней пройдет совсем другая девушка.

- Терпеть тебя не могу. Ты вечно играешь не честно, - глухо буркнула девушка, дергая плечом, но лишь крепче прижимается к нему утыкаясь носом в холодную ткань рубашки, которая была куда теплее покрасневшего от слез и ветра шнобеля. Сейчас, как никогда, было наплевать на все, что творилось вокруг и на смех и на радостные крики и на любопытных зевак, которые тыкали в них пальцами и перешептывались.

─ Он не твой. Он наш. ─ хриплый голос Ферейры прорывается сквозь детский крик разливающийся по всему парку. Он с трудом мог поверить в то, что скоро станет отцом. Эта новость была слишком ошеломляющей. Тайлер даже не понимал, что сейчас происходит и что делать дальше. Он осознавал лишь одно. Его жена носит под сердцем его ребенка. Их ребенка. Остальное было не важно. Он притянул блондинку к себе. Она сопротивлялась и пыталась вырваться, но Тайлер приобнял её чуть крепче, пока она окончательно не успокоилась, что-то сопя ему в плечо. ─ Успокойся. Все будет хорошо. У нас троих все будет хорошо…

Внешне это было не очень заметно, но Курт переживал за Кикс, а следовательно и за эту непутевую Шарлотту, от чьего благополучия теперь многое зависело. Приятно осознавать, что даже сильная девушка может быть нежной, ранимой и слабой, но, пожалуйста, не 24/7. В конце концов могут закончиться и те малые крохи добра, что накопились в Курте за года. Не умел толком успокаивать, не переваривал слез (как и многие), но тем не менее, вчера он просто не мог уйти и оставить ее. И как-то так... неумело, глупо...

Ей некуда было деть руки, да и ноги, и всю себя в целом! Почему-то сейчас она жутко смущалась в обществе Саттана и робела при каждом его взгляде на нее. Как будто на самом деле она была все той же первокурсницей!

-Неважно что, и неважно как... где мы будем, с кем... я всегда приду тебе на выручку, всегда помогу и ничего не попрошу. Ты меня услышала? - главное, чтобы услышала, а уж что она на этот счет подумала — дело десятое.
Он легонько целует ее в плечо, которое тут же укутывает в одеяло. Ей также запрещается мерзнуть. Курт успел раздать так много запретов, между этим отсрочивая собственное желание поскорее удалиться.

Кирстен глотает слезы, смотря Саттану в глаза и изо всех сил стараясь не реветь навзрыд, но стоит ей оторваться от него хоть на пару секунд, как паника снова накрывает с головой, словно обратно пропорциональная их близости. Его поцелуи такие мягкие и теплые, но в голосе слышится стальная уверенность, так что Кикс безропотно отступает назад, оседая на кровать.

Причиной почему он сорвался в больницу было одно лишь упоминание имени Барнс в одном предложении со словом «больница». Эта рыжая вечно искала себе неприятностей на задницу. И, видимо, нашла. Не хотелось бы думать о плохом.

Она тихо, про себя радуется как ребенок, когда Саттан не задерживает оценивающего взгляда на белокурой Тесс, а принимает ее во внимание лишь постольку поскольку. И довольная как слон ирландка чуть крепче хватает его за руку, преисполненная благодарности и самого искреннего счастья, какое только может испытывать в эту секунду.

Последнее время Кай чувствовал себя жутким эгоистом. Ему хотелось больше времени проводить с Жизель, чтобы она всё время находилась рядом. Если девушка подолгу пропадала где-то, внутри просыпалось чувство беспокойства и волнения, которое прежде редко посещало Кая. Ему почему-то не хотелось её отпускать от себя, и даже сейчас, когда Жизель стояла всего лишь в паре шагов от него, Каю хотелось, чтобы она оказалась ещё ближе. Он всегда мог поговорить с ней о чём угодно, доверял её и надеялся на то, что и Жизель доверяла ему. В общем, в последнее время жизнь Кая резко изменилась, чему он был несказанно рад.

Она развернулась к Нилсону,  встречаясь с ним взглядом, и в несколько шагов преодолела расстояние между ними. Жизель взяла его ладони в свои, прижимая их груди.
- Я тоже люблю тебя. И я что-нибудь придумаю. – захлебываясь слезами лепетала она, - Я избавлюсь от него. – твердо произнесла рыжая, сжимая пальцы Кая в своих. – Лишь бы вернуть все, что было между нами на круги своя.

Казалось, он никогда не устанет от компании своей любимой, она могла дать ему всё, что нужно, могла заменить ему все шумные вечеринки и студенческие вечера. С ней было как никогда спокойно, ни один человек не мог заменить её, а она спокойно могла отвлечь Кая от всего остального мира. Может быть, эта поездка только укрепит их отношения, которые сейчас только расцветали. Иногда между ними случались ссоры и недопонимание, но Кай готов был сделать всё, чтобы этого не произошло на отдыхе.

Обнимать Кая было естественно, как дышать. Жизель не чувствовала неловкости или какого-то неудобства из-за своего внезапного порыва. Она была искренне благодарна и это все, чем она могла наградить его за то, что увел ее от края. Девушка чувствовала, как он улыбнулся, резко выдохнув ей в шею, слегка раздувая рыжие волосы, которые словно красноватая паутинка медленно приподнялись, подхваченные потоком воздуха и тек же медленно легли обратно. Миррен могла бы вечно сидеть вот так, положив руки на плечи Кая и вдыхая аромат его кожи, который оказывал на нее какое-то успокаивающее действие.

Но как им удалось одурачить Кая, который хорошо разбирается в людях? Видимо, чувства действительно затуманивают разум. Он мог не замечать поведения Жизель, потому что считал её идеальной. Самая красивая, умная, чуткая, понимающая, с ней было приятно проводить время, но каждый человек рано или поздно открывает своё истинное лицо.

– Это все же не важно. – она хлопнула себя по коленям ладошками, поворачиваясь к парню и снова беря его ладонь в свою. – Мы это переживем. Вместе. – она улыбнулась и дернула бровями, чуть кивая. – Спасибо, что сказал мне правду. – добавила Жизель. – Это много для меня значит.

Это был поступок типичного Джейсона Сойера. Бабника и разгильдяя не способного на глубокие чувства и заботу о любимой. Он скажет вам что притворялся, когда дарил ей цветы и делал комплименты, но он соврет. А все, потому что тогда он безнадежно влюбился, в девушку, которая светилась ярче солнца. Которая заставляла его быть лучше. Джулс меняла его, даже не прилагая сверх усилий. А он растоптал её чувства и уехал

Во взгляде молодого человека блондинка не могла уловить ничего, кроме болезненного сожаления. Она искала там раскаянье, былую нежность, но видела глаза полные вины. Будь сильной, - говорил он так, как она слышала от него сотни раз. И она была. Рядом с ним было так просто быть сильной. Зная, что любой удар они примут вместе, что он не даст ее в обиду, подставляя свое плечо. А теперь ей нужна сила, чтобы защищаться от него. Но в ее организме нет антигена против Джейсона Сойера. Этот вирус разрушил ее стену на первом же свидании, ломая все былые представления Джули о парне, о котором ходили почти легенды. Он заставил ее поверить в то, что репутация не всегда прямо пропорциональна личности. Он заставил ее поверить в то, что он другой, что он для нее.

Ты боишься пошевелиться, боишься сделать слишком резкий шаг вперед и спугнуть её. Пытаешься остановить время и насладиться тем, что она рядом. Снова изучаешь мягкие черты её лица, эту полуулыбку, подаренную тебе авансом. Раньше ты так любил, как она улыбается. Любишь и сейчас. Но не можешь считать, что это улыбка принадлежит тебе. Больше не принадлежит. Ты потерял возможность быть с ней, чувствовать её. Прикасаться к ней и любить её. Все это ушло. Но с её появлением прошлое вдруг становится таким реальным и все благодаря ей, как всегда благодаря ей.

Но как только парень развернулся к ней спиной и сделал шаг прочь, что-то внутри Джулс дрогнуло. Она, словно снова теряла его, прежние болевые ощущения вспыхнули ярким пожаром у нее в груди, заставляя тонкие пальцы девушки нервно трястись.

С тех самых пор как он уехал, Джейсон чувствовал, как изнутри вырвали самый важный, самый нужный кусок его жизни. Жизнь превратилась в обыденность. Вечеринки и случайный секс уже не приносили того удовольствия что раньше, а все девушки вокруг напоминали ему о том, что он потерял её. Главную женщину его жизни. Он наивно верил, что однажды воспоминания превратятся в пепел, но по истечению целого года ничего не изменилось. Он понял это, как только увидел её вновь.

Ей вдруг отчаянно захотелось знать, искренен ли он, правда ли, он рад за нее, или это просто прелюдия к чему-то более изощренному. Возможно, это такой прием, чтобы залезть ей в душу, которая долгое время держится на ленте скотча, ожидая, что кто-то либо починит, либо окончательно разрушит ее. А Сойер умеет разрушать. Стоит ему легонько дунуть и упадет Китайская стена, не то что хрупкая чаша, которую он оставил в трещинах и осколках. Он говорит о мечтах. Что он об этом знает? Боль стрелой отзывается где-то внутри девушки, что ей хочется обхватить себя руками, чтобы не дать распасться на куски.

- Хочу тебя, - накрывая её губы чувственным поцелуем Томас обхватывает девушку за талию и резко меняется с испанкой местоположением. И теперь это она оказывается под ним, пока его губы блуждают по нежной коже её шеи. От того, что сейчас происходило крышу Леманну снесло моментально, и где-то там глубоко внутри он понимал, что сейчас не место и не время, но вот тело перечило разуму, и он ничего не мог с этим поделать. Но, все же пересилив себя немец отрывается от губ испанки и нависает над ней, продолжая тяжело дышать.

-Знаешь, ты красивый, когда улыбаешься, - еле слышно произносит она весьма эпичную фразу, тратя на неё последние силы, а потом прячет нос  в складках одеяла и засыпает. Почему-то ей захотелось сказать это именно сейчас. Может потому, что в этот момент они более или менее расслаблены и не кидаются в атаки, а может потому, что больше шанса такого не представится. Шанса, когда все можно писать на алкоголь. Но фраза, все же, было искренней. Небольшое наблюдение сделанное ранее, только и всего.

Том прошел к кушетке и сев аккурат рядом с Аной, притянул девушку к себе, заключая ту в крепкие объятия и не произнося ни слова шумно вздохнул. Иногда слова были действительно излишни а молчание было лучшим лекарством. Она была дорога ему, и меньше всего на свете ему хотелось чтобы они ссорились по пустякам.

Но запал быстро пропадает и Рамос сразу же теряет смелость, – Скажи, что я хотя бы чуточку не безразлична тебе, – тихая просьба отличающаяся поразительным спокойствием, – Совсем чуть–чуть. Мне большего не надо, – голос переходит на шепот, в то время как пальчики сжимают воротник его рубашки.

- Глупая, по твоему я бы стоял здесь, если бы ты была мне безразличная? – он поворачивает её личико к себе, задерживая дыхание. В ушах эхом отдавалось лишь тиканье часов и её гулкое биение сердца, - Даже если мне не жить после всего что я скажу и сделаю, мне наплевать, - он тянется вперед и едва касаясь её губ шепчет, - Ты нужна мне, - в эту же самую секунду внутри него что-то переворачивается. Столько лет он боролся с самими собой, боялся сделать лишний шаг или лишнее движение, и в итоге он все таки сломался. Смог поддаться своим чувствам и теперь он попробует стать счастливым, пусть на несколько жалких мгновений, но оно того стоит.

Внутри возникло это не до конца понятное, давно забытое, но безумное приятное ощущение, от чего губы брюнетки невольно расползаются в одурманенной улыбке. «Ты нужна мне» и Ана готова… готова… Да что, там, она просто готова, и все. Она успела отвыкнуть от таких слов, а если говорить начистоту, то и раньше слышала их не так часто. Практически  все её отношения едва ли подразумевали под собой какие-то глубокие чувства и девушка довольствовалась поверхностными эмоциями, а сейчас все было по-другому. Она словно переместилась в прошлое, на пять лет назад, когда впервые влюбилась, - Правда? – благоговейно шепчет она все еще не в силах принять правдивость его слов. Боясь сделать хоть одно резкое движение, что бы, не дай Бог, не разрушить этот момент, кажущийся лишь иллюзией, она подушечками пальцев осторожно касается его щеки, - Только не оставляй меня, - с мольбой в голосе произносит испанка, глядя в серые глаза Тома с отчаянной надеждой, а потом слабо добавляет, - Я не переживу это еще раз.

Он смотрел на ее усталое бледное лицо, которое даже сейчас не было лишено  природной красоты, со всей нежностью на которую был способен. Со всей нежностью, о которой, он даже не подозревал, с той самой, что терпеливо затаилась где-то глубоко за ребрами, ждущая своего времени вырваться наружу.

У кровати, словно безлюдного островка, вокруг которого вода кишит акулами, стоял он. Тот, что точно спасет ее. Кто построит для Джэки плот и заберет с собой туда, где надежно, где безопасно и хорошо. Она точно знает, он так сделает. Вопреки всем словам, взглядам, вопреки себе. И она никогда-никогда не отпустит его. Никогда не отпускала.

Он хотел бы знать и ощущать ее боль. Хотел все забрать на себя, пусть он будет болевой точкой, болевым центром, но не Джеки.
И ее слова. Илай пронзительно четко понял, что это конец. Главное успеть, успеть сказать, что бы она знала. Пусть последним, что она помнит, будет не больничный потолок, не колющее ощущение иголки в вене, не жгучая боль.
Пусть это будет он, его голос, его глаза.
Я люблю тебя Джекс! Люблю тебя, слышишь.

Но громче всех был слышен голос ЕГО. Хриплый, надрывной, он гулким эхом раздавался в ее голове, хотя она находилась в самом конце комнаты. Она смотрела на то, как его руки вцепились в уже не ее тело, как Илай громко звал, но уже не ее. А она просто стояла, обняв себя руками. Смотрела и слушала, с тяжестью на сердце сглатывая мнимый ком в горле - старые привычки из прошлой жизни.

-Джеки. Моя милая, маленькая Джеки.
Это было как выстрел. Нет хуже. Как пуля застрявшая внутри. И повезет если насквозь пройдет. 
Тогда ведь точно заживет ,и просто будет шрам. А тут все хуже. Тут пропал. Застряв внутри, на глубине души, где-то, покоя не дает и пусть снаружи просто грубая рана, а внутри война идет на выживание. И я постепенно, я сдался. Прости за это. Хоть говорил себе - «не вздумай». А сдался. И мысли потихоньку заострялись на боли, что причиняет железо каленное. Что с кровью уже смешанное. Это страшно когда становится что-то частью тебя. Важной частью. Особенно человек. Заседая в межреберьи и дальше, глубже. Оставляя тебя простуженным. Оставляя болеть собой.
Так ведь часто бывает, а я оказываешься живучим. Ты застряла во мне. Но я даже не боролся.
Моя память не спала ни разу. Все о тебе.  Центр нервной системы, не мозг же вовсе оказывается. Им ты оказалась.
Ты только ты. Которая засела прочно, ладно, если бы в голове только, нет, случилось, что глубже.
Ты пуля внутри оставшаяся. Разорвавшая жизнь на «до» и «после». Где то спасшая и где то убившая.
Я жил от мыслей до взгляда по касательной. 
Так бывает, когда от любимых уходим мы. Так бывает когда любимые уходят Так бывает когда война окончена.
Моя война окончилась в той палате. С тобой. Но я не проиграл. Я люблю, а ведь это не проигрыш... И теперь у нас предел только небо...

И она чувствовала, как силы постепенно покидали ее, как слабели и без того безжизненные конечности, как кровь замедляла свой кругооборот. И только мысли, только картинки перед глазами становились все красочнее, и с каждым вздохом они наполнялись все большим смыслом, потому-что во всех них мелькал он. Он, такой родной, такой любимый. Твое божество и темный лорд, твоя печаль и радость, твое все.

Билли снова попыталась атаковать мобильный Лука, но раз за разом обработанный в специальной программе голос женщины повторял: "телефон отключен или находится вне зоны доступа". Вне зоны доступа? У них сегодня свадьба, сейчас свадьба, а номер вне зоны доступа? На вершине горы Джомолунгма нет зоны доступа, там ли вечно сбегающий жених? Сидит во фраке, а может и не в нем, с камерой, разводит костер и пытается согреться. Сделает все, но увильнет от свадьбы. Было время, когда все еще мисс Фрешетт до последнего вздоха, писка, хрипа "надежды" уверяла себя, что в этот раз её режиссер точно придет, но время проходит, люди меняются, так что воображение само рисовало примерное времяпровождения её вечного жениха.

Лука, послушный сын, рванул в направлении невесты, мимо которой уже пробегал минуту назад, но так и не успел сказать всего, что полагалось. Клятву, например.

- Я не хочу, - голос охрип и Билли откашлялась, - ... чтобы ты-ы, - продолжила она, отворачиваясь от экрана. Суть фильма, а точнее интересные моменты его Лука только что рассказал, остальное сейчас казалось неважным. Что стряслось? Билли вдруг почувствовала такую злость! - ... чтобы ты оставлял меня. - Предложение изменилось из оригинального в некоторое подобие плагиата, зато в более смягченной форме.

Сошлись в итоге разговора на том, что они идеальная пара ― у них у обоих отвратительные прически. Это была минута счастья, которыми их совместная жизнь последнее время пестрила.

Есть ли в мире "счастливый конец"? Может было бы лучше, если б наступил "конец света", если и "счастливого конца" не наблюдается? Конец сказки молодой пары не наступил. Но все в мире делается к лучшему, например, неправильный выбор Фрешетт-Радуф. Имели ли они прежде опыт в выборе священников онлайн? Нет. Так кто ж знал, что во время оформления документов и желания Билли сменить свою фамилию на фамилию мужа, появятся проблемы. Ведь прежде она уже высказывалась как-то " Я верю в нас и я хочу, и хотела, чтобы окружающие воспринимали нас, как "мы. они. вы" - одним словом"

― Не то слово, какая красавица, ― убирая фото обратно в бумажник, соглашался он по поводу отличительных особенностей своей невесты, которая, в общем-то, как-то раз в зоомире, у аквариума с пираньями, и привлекла его внимание именно своей необычайной, как Лука считает, красотой.

Шатенка слишком пристально взглянула в его лицо, которое, как ей показалось. Было слишком красивым. Нет, ну, правда, этот парень выбрал для себя идеальный костюм и мог справиться с ролью похитителя женских душ. Она засмотрелась, откровенно и безапелляционно, что чуть не наткнулась на мягкий пуфик в виде тыквы. Благо успела вовремя увидеть препятствие и преодолеть его.

-Полагаешь настало время открыть наши настоящие имена?- удерживаемый легкостью ее тонких пальцев рук от следующего шага, я продолжал внимательно всматриваться в мягкость очертания черт ее лица, находя их удивительно правильными и от того, должно быть красивыми. Но больше всего меня пленяла загадочная дерзость ее воспламеняющего взора глаз, приятный бархат ласково стелющегося шепота губ и  нежная прохлада мимолетных прикосновений миниатюрных пальцев рук, которые я намеревался сдержать напором собственного касания обжигающей ладони

Мари действительно перестала дышать, когда почувствовала руку незнакомца на своей талии. Затаила дыхание и целую минуту не вдыхала и не выдыхала. Замерла, словно боялась рассыпаться. Он накрыл ее руку своей ладонью, а затем шатенке пришлось повернуться лицом к Призраку, когда он притянул ее себе, не позволяя даже рыпнуться, так настойчиво, что противиться не было возможности. Француженка поднимает взгляд на него, а Призрак продолжает прижимать ее к себе, заявляя безапелляционно о том, что никуда не собирается отпускать, да и если она сбежит, он найдет ее. Только вот испариться у Мари не получиться, ведь она не волшебница, чтобы вот так – хоп – и оказаться в другом месте. Да и что она сможет сделать против него? Да, знает приемы самообороны. Но что это изменит. В присутствии незнакомца она ощущала себя такой слабой и беззащитной, что хотелось наоборот уткнуться в его груди и обнять, чтобы он  защитил ее.

Я позволяю себе стать еще на несколько дюймов ближе к ней, мягко накрывая теплом собственной ладони утонченную хрупкость ее кисти, продолжающей с напряженной силой натянутых сухожилий сжимать прохладный металл дверной ручки, в нерешительности повернуть ее. Останавливаю, вдыхая ненавязчивость утонченного аромата, проникающих через тонкие стенки альвеол моих жадных легких, молекул ее французского парфюма с нотами опасного благородства черной орхидеи. Она запутана, смущена, мне нравится чуть сладковатый привкус ее растерянности и страха, который подобно опасному лекарству я вынужден принимать сдержанно, дозировано, по маленьким каплям.
С легким нажимом собственного упрямства, я становлюсь чуть более требователен в собственных прикосновений к прохладной коже ее чувственной линии рук, с мягким нажимом опуская ее кисть со скользкой поверхности дверной ручки, вниз, как будто оправдывая ее слова относительно излишней обеспокоенности оказаться в заточении, ловко изобретенной ловушки.

Они не уместны. Француженка прижалась к Эдриану так, словно не видела его целую вечность. Слышит, как бьется его сердце, чувствует тепло его тела. Сразу стало так спокойно, понимает, что ей сейчас нужна тишина. А еще Мари хочет горячего шоколада, посидеть на диване, укутавшись в плед.

Признаться, меня не могло не улыбнуть ее отношение к происходящему, возможно немного серьезное или напротив по-детски наивное, но до я смог понять точно- мне определенно нравилось наблюдать за ней в этот момент. Хотелось поддержать ее, немного успокаивая в том, что момент не может быть упущен, поэтому ей не стоит столь явно спешить, но я был не слишком удачлив в подборе подобных слов, поэтому ограничился, лишь только сдержанной улыбкой уголками собственных губ, помогая хрупкой леди взобраться на высокие подмостки, специально сконструированной сцены.
Сегодня я не собирался держаться в стороне, поэтому счел вполне логичным сопровождать ее и на сцене, уверенно придерживая силой собственных рук за хрупкость изящной линии, уже хорошо изученной моими ловкими пальцами, талии.

Именно этой женщиной испанец жил и дышал вот уже на протяжении почти двух месяцев, наслаждаясь каждым моментом, проведённым с ней, позволяя себе, вероятно, слишком многое. Уже и забыл, какого это быть обычным влюблённым мальчишкой, кхм, сорока пяти лет, сбегать с работы пораньше, позже возвращаться с обеда и каждый вечер придумывать новые оправдания, чтобы задержаться в гостях до утра.

Невероятно, но день ото дня, ей приходилось подлавливать себя, что все мысли сводились к этому «престарелому хаму», от которого сердце начинало колотить с утроенной силой, а колени дрожать так, словно Грей вновь попала в старшие классы. Кто бы мог подумать, что первое впечатление, которое создалось благодаря путаницы персонала в отеле, резко сменится и даже его ворчания, будут восприниматься с какой-то толикой нежности.

– Всё в порядке, слышишь? – шепчет рыжей на ушко, лишь сейчас осознав, что все то время, пока в зале царил полный хаос из людей и пуль, прижимал Грей к себе, укрывая собственным телом от опасности. В эту секунду испанец как никогда отчетливо понимал, что не готов расстаться с этой женщиной, не готов её отпустить, не в состоянии дышать без нее, что она не только смысл его жизни, она и есть его жизнь. – Прости меня, прости. За всё, что я сказал. Просто забудь. Мы со всем справимся, вместе будем стараться, стараться еще сильнее и справимся, главное верить. Всё будет хорошо, всё…

– Я люблю тебя. Люблю! Я умираю без тебя, - казалось, что её не остановить, и чем больше она проговаривала, тем больше осознавала, что всё это правда. Ей больше не выжить без него.

Вы не представляете себе, насколько невыносимо для этого собственника горячей крови наблюдать за тем, как на ЕГО женщину глазеют другие мужчины, смеряют длину её платья, облизывают свои грязные губы, отпускают такие же грязные комментарии и т.д. Жозе несколько раз порывался накинуться на парочку особенно наглых ценителей женской красоты, но стоило Эддисон обхватить его руку, сжатую в тугой кулак, своей, как отпускало… Каким-то странным образом ей удавалось не только разжечь в нём пламя в мгновение ока, а так же и искусно затушить оное, внушить мужчине спокойствие, безмятежность, одним лишь кокетливым взглядом дать понять, что она принадлежит ему и не стоит обращать внимание на остальных завистливых неудачников, которые вечно будут виться где-то поблизости, такая уж судьба у счастливых.

Их отношения не строились на трёх островах: надежда, вера и любовь. Они составляли куда больший многоугольник. Запутанную, но целостную фигуру. На каждое его слово, Эддисон хотелось вставить свои два. На каждое его движение, совершить нечто безрассудное. На каждый его поцелуй – умирать и вновь возрождаться. Податливо поднимает руки вверх, чтобы мужчина мог спокойно убрать её тщательно отобранное платье, и стоит лишь сухому воздуху, который разгорячался от одного лишь взгляда темноглазого красавца, соприкоснуться с её кожей, как слегка горделиво вскидывает свой подбородок вверх, зная, что взгляд Рамоса обласкивает очертание её тела. Боже, она заводилась от одного его взгляда, яростно борясь с тем тугим узлом внизу живота, который пульсировал, сводя свою хозяйку с ума. И ей совершенно не жаль, что платье наверняка помнётся, валяясь где-то на полу, одиноко свидетельствуя факт свершения удовольствий двух влюблённых людей.